 |
|
СТАТЬИ Врачи задушили пациента в больнице?
15:08 07.08.2008 | Январским вечером Кирилла Айзина увезли на банальную операцию по удалению аппендикса. Он умер на столе хирурга, не дожив до 25-летнего юбилея. И сейчас у его родителей, медработников, нет сомнений в том, что смерти их сына можно было избежать. “Фактически нашего мальчика задушили”, — считает отец, анестезиолог-реаниматолог Игорь Айзин. Передо мной — родители Кирилла. Трезво, по-врачебному беспристрастно пытаются они рассказать мне, как умирал их сын. Но… Разве возможно сделать такое? Периодически отец резко опускает голову, а по щекам матери начинают течь слезы. Они вырастили двоих детей — Кирилла и погодка Машу. Вырастили в атмосфере любви и взаимного уважения. Брат и сестра души не чаяли друг в друге. Маша всегда тянулась за Кирюхой — тот был лидером. Учась в 11-м классе, Маша написала сочинение на тему “Человек нового тысячелетия” о своем брате — и заняла второе место по Владимирской области. В школе Кирилл возглавлял молодежную организацию, проводил съезды, лагеря, участвовал в экономических играх. Потом были экономфак университета в Дубне, аспирантура (в этом году Кирилл готовился защитить диссертацию). На работе (в 2006-м он устроился в журнал “Финанс”) Кирилл тоже быстро стал лидером. Айзин разработал собственную методику рейтингов ПИФов и даже получил звание “Лучший журналист коллективных инвестиций” по итогам 2006 года. Аналогичную премию по итогам 2007-го получали его родители… — Он был очень профессионален и успешен, но не кичился этим. Обычно про ушедших людей ищут подходящие слова, а здесь не надо искать. Жизни в нем было больше всех в редакции, — рассказывает коллега Кирилла Анна. Чуть больше года назад Кирилл создал семью и жил с женой Юлей в Дмитрове. В этом году молодые планировали рождение ребенка, ради чего прошлым летом прошли полное обследование. Кирилл был абсолютно здоров… Хроника “досадной” смерти …Тот день Ирина и Игорь Айзины помнят в ярчайших деталях. Вечером 10 января Кирюха позвонил им и пожаловался на боль в животе. Родители (врач-терапевт Ирина и анестезиолог-реаниматолог Игорь) заподозрили у сына острый аппендицит и сказали вызвать “скорую”. В 22.40 он поступил в Дмитровскую горбольницу с подозрением на острый аппендицит. О дальнейшем развитии событий можно судить лишь по истории болезни. Хирург усомнился в точности диагноза и оставил пациента под наблюдением до утра. А утром назначили срочную операцию (даже не взяв повторных анализов). Игорь Айзин со знанием дела рассказывает, что перед операцией пациента обязательно должен осмотреть анестезиолог. И лишь после того, как пациенту объяснят все возможные осложнения, тот обязан подписать информированное согласие на операцию. Такое согласие в истории болезни Айзина имеется. Но подписи Кирилла в нем нет. Небольшое отступление. Виды наркоза бывают разными. Для Кирилла почему-то выбрали самый сложный и опасный вид — эндотрахеальный. При нем человека усыпляют и вводят ему мышечные релаксанты, блокирующие всю мускулатуру, в том числе дыхательную. Потом анестезиолог вводит дыхательную трубку в трахею, фиксирует ее и подключает пациента к аппарату искусственного дыхания. Перед таким сложным наркозом предоперационный осмотр пациента необходим. Ведь если, к примеру, у пациента короткая шея, при проведении эндотрахеального наркоза могут возникнуть серьезные проблемы. Впрочем, судя по документам, анестезиолог Кирилла осматривал. И даже обнаружил у него повышенное артериальное давление (150 на 100), хотя, по словам родителей, такого у их здорового сына никогда не случалось. Ну а вдруг случилось перед операцией? Тогда врач обязан был перед наркозом нормализовать цифры давления, снять ЭКГ, проконсультироваться с кардиологом. Но этого, похоже, никто не сделал. — У нас создалось впечатление, что записи в истории болезни, где анестезиолог упоминает о короткой шее у Кирилла, были сделаны позже, — рассказывают родители. — Ведь даже положенные размеры не были указаны. Нам кажется, анестезиолог познакомился с пациентом лишь в операционной. Сомнения родителей подтверждаются тем, что любой профессиональный анестезиолог, диагностировав перед операцией короткую шею, обязан был обсудить с коллегами или заведующим отделением план введения наркоза и пригласить эндоскописта, чтобы тот ввел трубку с помощью специального прибора до операции. Однако ничего этого не сделали… В истории болезни идет несостыковка по времени. Указано, что в 11.15 в палате пациенту вводят препараты перед наркозом. Потом идет запись об осмотре пациента анестезиологом, датированная 11.00. Следующая запись — опять в 11.15. Больной уже доставлен в операционную (то есть одновременно был в двух местах). И что давление выросло еще больше (160 на 100). Все идет к тому, что последующие осложнения якобы дала гипертоническая болезнь, зафиксированная в этой больнице впервые. Анестезиолог вводит пациенту релаксанты и отключает самостоятельное дыхание, осматривает полость рта и… не видит вход в трахею. То есть то, что он должен был заметить еще в палате, он видит, лишь введя пациента в наркоз. Врач выводит больного на самостоятельное дыхание (дышит за него через маску). А потом, оставив его одного в операционной, бежит на другой этаж за эндоскопистом. Хотя в такой момент (когда дыхание пациента еще не восстановилось и состояние может измениться за доли секунды) врач должен был постоянно быть рядом. Примерно две минуты эндоскопист собирает фибробронхоскоп (аппарат для введения трубки в трахею). Затем оба врача спускаются в операционную. Первая попытка вставить трубку в трахею не удается. “По всем канонам врачи должны были остановиться и “раздышать” пациента, но вместо этого анестезиолог дает разрешение на вторую попытку”, — рассказывает Игорь Айзин. Судя по записям в истории болезни, вторая попытка удается, трубку фиксируют, дыхание пациента ослаблено (но есть). И анестезиолог вводит Кириллу релаксанты, отключив ему самостоятельное дыхание. Тут больной синеет, катастрофически падает давление… Врач, вместо того чтобы немедленно удалить трубку, попросил подошедшего эндоскописта провести контрольную бронхоскопию. На это ушло минут пять. Когда систему подключили, все увидели, что трубка находится не в трахее, а в пищеводе. Поэтому Кирилл и не мог дышать, особенно на фоне введенных мышечных релаксантов. Вместо того чтобы начать вентиляцию легких через маску, анестезиолог начал делать Кириллу закрытый массаж сердца. — Все комиссии говорят: реанимационные мероприятия были проведены в полном объеме. Да, в полном. Но неправильно. Любая реанимация начинается с обеспечения дыхания, и лишь потом делается закрытый массаж сердца, — говорят родители Кирилла. — А данная реанимация была заранее обречена на неудачу. Если говорить прямо — Кирилла попросту задушили. Медиков защищает “врачебная тайна” — В час дня нам сообщили о смерти сына, — рассказывает мать Кирилла. — Мы поехали из Коврова в Дмитров, в больницу попали около семи. Нас встретили 5 человек, включая замглавврача. Я сразу заподозрила — такой консилиум собрался здесь не для того, чтобы разделить с нами горе. Но муж отказывался в это верить. Потом нам долго под разными предлогами не давали историю болезни сына. До сих пор нам никто не сказал даже “извините”. Возможно, не сведущие в медицине люди и не заподозрили бы ничего странного, но Игорь Айзин, проанализировав ситуацию, уверен, что смерть его сына — результат неправильных действий анестезиолога. На следующий день родители получили медицинское свидетельство, гласящее, что причина смерти Кирилла — “острая дыхательная недостаточность”. И стоял шифр Т88.4 (означающий неудачную интубацию, то есть введение трубки в трахею либо дыхательные пути). …Похоронили Кирилла в Коврове. А 22 января родители направились в прокуратуру с заявлением. Лишь 14 мая прокуратура возбудила уголовное дело по ст. 109, ч. 2 (“лишение жизни при исполнении служебных обязанностей”). Игорю Айзину приходилось даже консультировать следователя в сложных медицинских вопросах. Родители писали жалобы во всевозможные инстанции, но почти отовсюду сообщали, что дело передано в областное министерство. Оттуда через 2,5 месяца пришел ответ: по статье 61 “Основ законодательства об охране здоровья граждан” вы можете ознакомиться с выводами их комиссии в правоохранительных органах. “Но 61-я статья называется “Врачебная тайна”! — изумляются родители. — Как можно на ее основании получить в правоохранительных органах ответ о качестве медпомощи?” Медицинские комиссии категорически отказываются признать вину врачей. Патологоанатомическое заключение подробно рассказывает о гипертонической болезни и даже о гипертрофии миокарда. Не ставит под сомнение наличие гипертонии у Кирилла и больничная комиссия по исследованию летальных исходов. А все острые моменты обходит, ссылаясь на… неразборчивый почерк хирурга. В итоге она предлагает направить анестезиолога Нечаева с 33-летним стажем работы на курсы повышения квалификации. А вот в проведенном впоследствии судебно-медицинском исследовании областного бюро указано, что никаких сопутствующих заболеваний, включая гипертоническую болезнь, у Кирилла нет. Весьма жесткую критику коллег приводит в своем заключении и главный анестезиолог Владимира г-н Дубровский: он подробно описывает ошибки в ходе проведения наркоза Кириллу Айзину. Указывает и на неправильно выбранный метод анестезии, и на то, что больного не поставили в известность относительно выбранного наркоза, и на отсутствие информированного согласия пациента, и на неправильно проведенную реанимацию… Его вывод: смерти больного можно было избежать. Так что родители надеются, что виновные будут наказаны. После возбуждения уголовного дела родители Кирилла написали письма в Генпрокуратуру, президенту, в Общественную палату. Собираются подать иск в суд. — “Реаниматолог” переводится как “человек, возвращающий к жизни”. А нас лишили сына, а его жену оставили вдовой, — говорит Игорь Айзин. Остается добавить, что анестезиолог Нечаев сам уволился из больницы. И теперь устроился работать на “скорую”. Эндоскопист Иванов продолжает работать в дмитровской больнице.
|
 |
|
|||||||
